Два брата - Страница 64

Скромная, трудолюбивая, всегда занятая мыслями о других, готовая помочь каждому, она мало-помалу свыклась с скромным своим положением и сумела в тесной сфере своей деятельности быть полезной. Она лечила крестьян домашними средствами, ходила за больными, нередко бывала предстательницей за них перед отцом, который любил без памяти свою Леночку, и все это она делала тихо, без шума, не напоказ, а из глубокой потребности доброго сердца. Всюду поспевала она, всегда кроткая, веселая, вносящая с собой добрую свежесть цветущей молодости и несравненную прелесть добродушия и ласковости.

Приезд Николая, его горячие речи, полные увлекательной прелести, повеяли на нее чем-то знакомым, давно желанным. Он говорил о своих стремлениях, он высказывал свои надежды, и его слова западали глубоко в сердце девушки и звучали в ее ушах, как вечевой колокол. Она верила всему, что говорил он, и он поднимал со дна ее души тысячи мыслей и ощущений. Под влиянием этих новых ощущений и идей она точно вся встрепенулась. Она жадно вслушивалась и стала жадно читать книги, которые дал ей молодой человек. Чем-то светлым, возвышающим, манящим вдаль, волнующим душу, захватывающим мысль залило сердце молодой девушки, когда она прочитывала Шекспира, Байрона, Гете, когда она познакомилась с Белинским и Добролюбовым… Новый мир охватил ее всю. Узкий круг ее прежних дум и стремлений стал для нее тесен. Мысль рвалась на простор. Леночка переживала те счастливые времена молодости, когда под впечатлением книги так сильно чувствуется все светлое, честное и высокое, в неясной еще дали мелькает заманчивая перспектива, дух захватывается от внезапного наплыва идей и ощущений, и слезы, плодотворные слезы невольно льются над какой-нибудь потрясающей страницей. В такие минуты сердце проникается восторженностью и любовью, жажда знания и подвига охватывает человека, просветляется ум, возвышается дух, и мысль кладет свой благородный отпечаток на челе.

Такие минуты испытывала Леночка рядом с борьбой мятежного сердца. Это время было переломом в ее жизни. Она много пережила и передумала. Как ни тяжело ей было, но она поняла, что надо было нанести удар Лаврентьеву и сказать ему, что она не может быть его женой.

Удар был нанесен, она ему сказала, а все-таки Леночка чувствовала себя виноватой и долго еще с тоской вспоминала о нем. Григорий Николаевич так мягко, так деликатно отнесся к ней. Ни одного слова упрека; напротив: она, хотя невольно, причинила ему жестокое страдание, а он так искренно, так просто пожелал ей счастия и даже уверял, что виноват он, а не она. Он виноват за то, что так сильно, горячо любил! Она сама любила, любила втайне, не ожидая взаимности, и тем более жаль ей было Григория Николаевича, тем яснее понимала она, каково ему. Она хотела было послать Лаврентьеву длинное письмо, но какая-то внутренняя деликатность подсказала ей, что лучше теперь не посылать, не бередить его сердца, лучше когда-нибудь после, после, когда пройдет время и он спокойней отнесется к ее исповеди и ее извинениям.

XXVII

Велико было изумление старика Ивана Алексеевича, когда, дня через два после объяснения с Григорием Николаевичем, Леночка вошла к отцу в кабинет и сказала ему, что отказала Лаврентьеву. Старик не верил своим ушам, так неожиданно было для него это известие.

— Повтори, повтори, что ты сказала, Леночка? — переспросил он дочь.

— Свадьба наша расстроилась, папенька! — повторила Леночка.

— То есть как же это? Почему расстроилась? Что случилось?

— Ничего не случилось, папенька, просто я раздумала.

— Но как же, однако? Ты дала слово, все знают. Наконец, это, в некотором роде, скандал. Григорий Николаевич, конечно, не бог знает что за партия, но все-таки он человек хороший и основательный. Правда, несколько того… мужиковат…

— Он превосходный человек. Я очень люблю и уважаю Григория Николаевича, — горячо подхватила Леночка, — и считаю, что он — превосходная партия, а не бог знает какая, как вы, папенька, говорите!..

Иван Алексеевич совсем недоумевал и смотрел во все глаза на Леночку.

— Или я, на старости лет, потерял голову, или ты, Леночка, с ума спятила, но только я ничего не понимаю. Сама же ты говоришь, что любишь и уважаешь Григория Николаевича, и в то же время отказала ему. Это что же значит? Или новая какая-нибудь мода такая? Объясни мне, пожалуйста! — с сердцем проговорил старик.

— Мне нечего объяснять больше, папенька! Я просто не хочу идти замуж!

— Не хочу! Не хочу! Заладила: не хочу! Мало ли чего и я не хочу. Уж не хочешь ли ты за принца какого выйти замуж? Так принцев-то на твой обиход нет. Шалишь!

— Я ни за кого не желаю выходить замуж!

— И что это вдруг на тебя нашло? Все была согласна, приданое сделали, всем объявили и вдруг: не хочу! Ой, ой, Елена! Смотри, не к нашему лицу быть разборчивой невестой. Ты знаешь: у меня средств никаких нет, так, кое-какие гроши, а бесприданниц нонче не очень-то берут. В девках сидеть тоже не радость.

— Я знаю это, папенька.

— То-то знаешь. И все-таки отказала?

— Решительно отказала.

— Ну, девка, пеняй тогда на себя. После плакать будешь. Нечего сказать, разодолжила! А я-то думал… Вот тебе новость!.. Ай да выкинула коленце! То-то тетка удивится!.. Послушай, Леночка, ты лучше выкинь дурь эту и напиши скорей Григорию Николаевичу. Он по твоей младости простит.

— Что вы, папенька? Разве я шучу?

— Вот как? Мудрец какой! — ворчал старик.

— Да полно вам, папенька, сердиться!

— Как не сердиться? Сама говорит: хороший человек, и вдруг: не хочу! Или кто другой приглянулся, что ли? — прибавил старик, понижая тон.