Два брата - Страница 37

— Вася с утра пропал. Я думал, что он к вам…

— Нет, не бывал… Куда это он?.. А, разве не туда ли он пошел?! — вдруг вспомнил Лаврентьев и нахмурился.

— Куда?

— В Залесье! — сердито проговорил Григорий Николаевич. — Сегодня этот скот Кузька разоряет Залесье… Ужо, погоди, доберусь я до него! — прибавил Лаврентьев, вдруг сжимая кулак.

В голосе его звучала такая ненависть, что Николай взглянул на Лаврентьева и удивился злобе, исказившей черты его лица.

Николай почувствовал, что угроза эта — не пустые слова в его устах и что недаром Григория Николаевича звали «диким человеком».

— Таких негодяев не жаль… Уж я его выслеживаю… Не миновать ему Сибирки, мерзавцу!.. Сколько бед он у нас творит, просто страсть!.. А Василий, пожалуй, туда пошел… У вашего братишки золотое сердце. Того и гляди… влопается… Знаете ли что, — дружески хлопая по плечу Николая, сказал вдруг Лаврентьев, — пойдем-ка в Залесье… Тут недалечко… боюсь, как бы что не вышло…

Не успел он сказать этих слов, как во двор прискакал на маленькой лошаденке молодой парнишка и, спрыгивая с лошади, проговорил взволнованным голосом:

— Григорий Николаевич! Беда у нас… Решает нас Кузька… Народ не дает… шумит… Тятька к тебе послал.

— Тележку! — гаркнул Лаврентьев на весь двор. — Витинского барчука не видал там?

— Кажись, там.

— Живо! — скомандовал он. — Скачи, Федька, назад, скажи — сейчас буду. Идем, — отрывисто произнес Лаврентьев, обращаясь к Николаю. — Телега нагонит.

Лаврентьев ходко зашагал, так что Николай едва поспевал за ним.

Через несколько минут их догнала тележка, и они что есть духу помчались в Залесье, обогнав по пути скакавшего парнишку.

Лаврентьев сидел угрюмый и только время от времени произносил совсем нецензурные ругательства.

XVII

Большое, совсем оголенное село уж было близко, когда наши знакомцы увидали всадника, скакавшего навстречу, по дороге из Залесья. Через несколько минут мимо них промчался, насколько позволяли силы заморенной лошаденки под неустанными ударами нагайки, полицейский урядник. На зычный окрик Лаврентьева: «Что случилось?» — он, не оборачиваясь, махнул отчаянно рукой по направлению к Залесью и снова стегнул плетью лошадь.

— Дьяволы! — выругался Лаврентьев. — Тоже из образованных! За воровство из думы выгнали, так он к мужику присосался! — пояснил Григорий Николаевич и с сердцем вытянул кнутом вдоль по спине своего взмыленного коня.

Добрый рыжий конь, не ожидавший такого угощения, рванулся и понесся снова вскачь. Тележку подбрасывало, словно мячик, по выбоинам скверного проселка. Николай чуть было не выскочил и схватился обеими руками за края тележки, чтоб не упасть.

— Непривычно? — обронил Лаврентьев, взглядывая, как неумело сидит молодой человек.

— Ничего, скоро приедем, — отвечал Николай, стараясь глазами смерить расстояние, отделявшее их от Залесья.

Село было близко, и он беспокойно всматривался вперед, волнуемый мыслями о брате. Он вдруг увидал, как из-за задов села показалась тройка и понеслась засеянным полем вперерез на дорогу.

— Видите?

— Вижу! Поди начальство утекает! Должно, пристав! — прибавил Григорий Николаевич, присматриваясь в сторону. — Кум мой! Со страху парнюга хлебушка не жалеет! Блудливы, как кошки, а трусливы, как зайцы. Черти! Сколько хлебов-то помяли!

Небольшой тарантас въехал на дорогу, быстро приближаясь. Лаврентьев поглядел вперед и, замахав шляпой, крикнул, чтобы остановились. Две фигуры в форменных сюртуках привстали и замахали руками. Ямщик осадил тройку. Лаврентьев остановил коня. Николай увидал рядом двух господ, сидевших в тарантасе с испуганными возбужденными физиономиями.

— Куда вы, Григорий Николаевич? — взволнованным голосом крикнул один из них, молодой еще, рыжеватенький господин в веснушках, с закрученными усами. — Разве не слыхали? Ворочайтесь назад… В Залесье бунт… чуть было нас не убили!

— Ой ли, кум? — усомнился Лаврентьев. — Уж и убили!

— Едва спаслись, спасибо старшине! — продолжал рыжеватый господин, не слыша или делая вид, что не слышал ядовитого замечания Лаврентьева. — Уж мы всячески убеждали их покориться закону… Какое! Настоящие звери… А мы-то чем виноваты?

Он говорил торопливо, захлебываясь от страха и негодования, и поминутно оглядывался назад.

— Вы, кум, толком сказывайте. Пороть хотели?

— Ведь взыскать приказано. Надо было как-нибудь, а они, как идолы, уперлись, галдят — не согласны, не дадим… А толпа все больше… Вижу — сопротивление власти, никакие вразумления… Мы с ними, — указал он на спутника, — в правление, а оттуда задами… Старшина доложил, что они стали терзать волостного писаря и поймали Потапа Осиповича… Пожалуй, умертвят. Совсем рассвирепели, как звери. Что сделаешь с ними, с подлецами? — с каким-то отчаянием в голосе произнес рыжеватенький пристав. — Озверели! Пусть Иван Алексеевич как хочет, а по мне, без солдат ничего теперь не поделаешь! Ворочайтесь-ка, кум, подобру-поздорову… Не ровен час… Они уж два дома разнесли.

— Никодим Егорыч! — начал Лаврентьев, слезая с тележки, — знаете ли, что я скажу? Вернемтесь-ка назад в Залесье… Я бунт этот мигом окончу… Верь, любезный человек, моему слову. Со страху мало ли что показалось… Слава богу, я залесских мужиков знаю…

В ответ оба чиновника замахали руками, а «кум» взглянул на Лаврентьева, видимо обиженный.

— Не подымайте, братцы, истории, — продолжал Лаврентьев. — Пожалейте народ-то. Помните, Никодим Егорыч, такое же дело, три года тому назад? Тоже и вашему брату попало… Послушайте доброго совета! Видно, Захарку к Ивану Алексеевичу услали? Он давеча проскакал как оглашенный… Так мы вдогонку сейчас же… Иван Алексеевич свой человек… Идет, что ли, кум?